Прости и отпусти

Ноги гудели от усталости. Сняв туфли, Елена Николаевна с блаженством вытянула их под столиком и пошевелила онемевшими пальцами. Ох уж эта дань моде – неудобная колодка, ходить в них практически не возможно.

-Писк сезона, - так сказала Жанна, вручая коробку с этими злополучными туфлями на её 45-летие.

- Лишь бы не предсмертный писк, - в унисон ей ответила именинница, увидев чудовищный каблук.

-Тебе надо ходить в таких. Спинку держать. Ты ягодка – и надо эту ягодку удачно положить в богатенькое мужское лукошко.

Уж в чем, - но в скорости выпаливания ответных тирад её крестнице не было равных. Как, впрочем, и не обязательности и непунктуальности. Вот и сейчас, уже двадцать минут сверх лимита допустимого ожидания вежливости прошло, а её все нет. «Женщину должны ждать мужчины» - безапелляционно заявляла она всегда и так сжилась с этой ролью везде опаздывающей молодой красотки, что зачастую забывала, что Елена Николаевна, да и подруги её, - далеко не мужчины.

У Жанны всегда из-под носа уходил трамвай, такси ловилось утомительно долго, и шло всегда куда-то по вызову, любимая блузка оказывалась мятой, а утюг перегорал в ту же минуту, наверное, предчувствуя спешную и неотложную глажку. На любое опоздание у неё всегда находилось объяснение, правда, без извинений. Что на этот раз придумает?

В маленьком кафе с экзотической обстановкой и соответствующим названием «Колибри» они встречались с завидной регулярностью. Жанна любила посудачить, её сюда тянуло. К буйству красок, клеткам с попугаями и канарейками. Она сама была похожа на экзотическую птичку. Всегда ярко одета, ухожена. Колибри - одним словом.

- Ну что, мать, радуйся, - буркнула вместо приветствия и объяснения причин опоздания Жанна. Ушел все-таки, как ты и предупреждала, Мишка, сынуля твой. От меня, - она взмахнула ярко оранжевым плащом, - к старухе какой-то.

Небрежно бросив плащ на соседний стул, достала из сумочки гламурные сигареты, закурила.

- Когда ушел? – морщась от дыма, на который у неё была аллергия, спросила Елена. Уж если закурила при ней, - значит, дела действительно плохи.

- Сегодня утром и ушел. Как всегда, на работу. Вот только домой не пришел, а позвонил, что вещи свои он на обеде забрал и даже денег на первое время оставил. Порядочный, - с издевкой в голосе произнесла она.

- Потише, Жанна. Он мне хоть и не родной, но все же сын. Вернее – я вдова его отца. У них вся семья порядочная. Интеллигентная семья. Я же говорила тебе, что с мужем тебе повезло.

- Да, помню. Но ведь ушел же.

- Значит, твою красоту писанную он променял на красоту душевную.

- Ага, и на преклонный возраст. Она же на 3 года его старше.

- И это знаешь? Откуда? – Елена Николаевна настороженно всматривалась в лицо крестницы. Миша никогда бы не опустился до таких подробностей. Значит, доброхоты нашлись.

- Так она, его новая, снимает квартиру в доме моей одноклассницы бывшей. Нет, ты представь только, ей 39, о пенсии пора думать, а она туда же – в невесты. И двоих детей в приданное!

- Ну, на фоне твоих 24-х, - это безнадежная старость. Чего уж тогда о моем возрасте молчишь? А еще замуж меня собралась выдавать.

- Да ладно, я же не о тебе.

- Ну да, это у тебя всегда хорошо получается – мимоходом обидеть человека словом и не заметить этого.

Удивительно, но в этот раз Жанна смолчала.

Принесли кофе. Из-под накрашенных ресниц капали слезы прямо в чашку. Жанна умела красиво плакать. Так что не краснели глаза, не размазывалась тушь.

- Ладно, ладно, не плачь. Уж если Миша пошел на такой решительный шаг – смирись и отпусти его.

- А я ему дочку хотела родить.

- Что-то долго ты собиралась. Давно надо было. Он ведь так хотел детей. А ты – потом, да потом.

- Ага, тебе хорошо говорить. А фигура?

- Вот об этом ты и думала в первую очередь. Шесть лет вместе, а ребенка так и не родила. А где нет детских голосов – поселяются кошмары.

- Ты опять со своим христианским мировоззрением! Чего ж Мишку не воспитала таким? Как он мог уйти от меня, законной супруги, к блуднице-любовнице?

- Твои колкости совершенно не к месту и не обоснованны. Если требуешь от него, то и сама должна быть образцом христианской добродетели. Сколько ты абортов сделала? Три? Не он ли тебя просил каждый раз оставить ребенка? Эх ты…

- Ничего, пусть теперь чужих нянчит. А развода я ему не дам. И квартиру не отдам, и дача – моя. Ничего не дам. Пусть на съемной квартире живут. Нашел себе репатриантку из Средней Азии.

Не из Средней Азии, а из Азербайджана, - подумала Елена. Об этой сложной ситуации она знала от самого Михаила. И о том, что Алина – вдова его друга, погибшего в вооруженном конфликте, и том, что маленькому Янчику нужна операция, и о том, что жилья у них своего нет, а бывшая свекровь – мать погибшего мужа Алины, не пустила их в свою квартиру под предлогом, что квартира сдается, и на эти деньги она живет. Что в Азербайджане Алина попала в сложную ситуацию, что она сирота и ехать ей больше некуда было. Все это не раз обсуждалось с Мишей. И что не любовники они – Алина не подпускает к себе Михаила, - грех, - говорит, это – блуд. И только совсем недавно позволила себе принять деньги от Михаила.

Все сложно. Но в таких ситуациях Михаил чувствовал себя уверенно. Он знал, как поступать, как развязывать такие сложные клубки. Да и перебрался то он только потому, что завтра Алина с Янчиком едут в Москву на операцию, о которой договорился опять же Миша, и расходы на лечение взял на себя. А Ануш, хоть девочка самостоятельная, неизбалованная, но к ней, пятнадцатилетней, рано сформировавшейся, уже начинают клеиться с непристойными предложениями развязные парни. Страшно за девчонку. Объяснять Жанне это – бесполезно. И сам Миша пытался не раз завести разговор – не получилось, и Елену просил не делать этого. И о серьезности намерений своих он её, бывшую мачеху, к которой испытывал большое уважение, предупредил.

«Не хочу я жить только для себя. Надо для других. Помогать тем, кому плохо, кому тяжело. Так ведь учил отец. Помните, Елена Николаевна?» Она помнила, конечно. И помнила ту благодарность, с какой лучились его глаза, когда он несколько лет провел в инвалидной коляске, а она – участковая медсестра ходила к нему делать уколы, да так однажды и осталась. В аварии погибла жена, - мать Миши, отец остался инвалидом, а Миша еще в школу ходил. Ну как не помочь? Так и жили. И свадьбы не было, да и мужем то он в полном смысле слова тоже не был. Но брак зарегистрировали, по его настоянию. Без малого десять лет прожили.

А когда умер отец, Миша перебрался в бабушкину квартиру, а отцовскую оставил мачехе. А вот теперь и эту квартиру Жанне оставил. Ничто материальное ему не важно. У него занимают деньги – он и не напоминает о долге. «Значит – им нужнее» - отвечает. Собрать бы все эти невозвращенные деньги – на комнату точно бы хватило. И на предложение Елены Николаевны переехать в родительскую квартиру с Алиной и детьми, ответил категоричным отказом. Все будет хорошо. Это дело наживное.

- Нет. Я все равно за него бороться буду. Такого мужчину разве можно потерять? Ишь, увести у меня вздумала.

- Жанна, мужчина не вещь. Его нельзя увести или принудить что-то сделать против его воли. Этот поступок обдуман. Ты его отпусти. Будь благодарна ему хотя бы за то, что рядом с ним прожила столько лет. Он не оставил тебя нищей, все что своим трудом заработал – он отдал тебе. А душа его тобою не была понята. Твоя нахрапистость тому виной. Тебе все мало было. То курорты, то одежда, то машина. А я ведь не раз тебе говорила, что Миша не только трудолюбивый и порядочный и что тебе с ним несказанно повезло, но еще и очень раним, духовно чист, ему кроме красоты твоей, нужна забота и понимание. А ты слушать меня не хотела. Так что, не смотря на то, что мне больно тебе об этом говорить, я все-таки тебя прошу – отпусти его. Не держи на него зла, не терзай его душу, просто – прости его. И отпусти.

Прости и отпустиПроза

Прости и отпусти
Проза